[G. Addams]

Название: Животный инстинкт
Автор: здесь
Размер: 1146 слов
Пейринг/Персонажи: Дания (Хенрик Хансен) / Швеция (Бервальд Оксеншерна)
Категория: слэш
Жанр: PWP, кроссовер (с "Эквилибриумом"), фантастика.
Рейтинг: NC-17 (кинки: изнасилование, публичный секс, бладплей)
Краткое содержание: самый скучный и правильный в мире клерик сталкивается с самым главным энтузиастом сопротивления.
Примечание: в данном случае, оно же предупреждение. Изнасилование, публичный секс, кровь.

Бервальд старался ступать как можно более тихо, но ему всё равно казалось, что шаги гулко отдаются в пустых коридорах. Гладкие металлические стены без швов, такой же пол, светящийся мертвенным белым светом потолок. Нет, ему не было страшно. В его крови мирно циркулировал прозиум.
Клерик не знал, что это за место. Ему и не нужно было, и не хотелось знать. Он получил информацию, он получил приказ, он отправился на зачистку.
Здание, в которое направили его и ещё девять клериков, находилось за городом и больше всего напоминало бункер – почти все его этажи были под землёй. Изнутри это было чем-то вроде исследовательской лаборатории или медицинского центра, который давно забросили. Кое-где за тяжелыми толстыми дверями комнат остались косо стоящие столы и стулья, такие же гладкие и металлические, насквозь пропитанные стерильностью, как и всё здесь.
Оксеншерна знал, что где-то здесь должен быть склад книг, «библиотека» – так это раньше называлось. Он знал, потому что тот, кто отдаёт приказы, не может ошибаться. И ещё он знал, что здесь кто-то есть, кроме десятка клериков, и знал, что делать с этим кем-то.
Бервальд спустился по лестнице и толкнул металлические створки двери. За ними оказался просторный зал с высоким потолком и столом в самой середине. Как и везде, в зале горел свет. Верхняя часть одной из стен оказалась прозрачной – за этой перегородкой Оксеншерна уже был, комната там напоминала смотровую площадку. Внизу вдоль стен стояли стеллажи с книгами.
Бервальд кивнул сам себе и развернулся к двери. Послышался щелчок. Дверь не поддалась, когда клерик попытался открыть её. Но нет, ему не было страшно.
– Забавно, правда? – голос прозвучал гулко и глубоко. – В этой лаборатории создавали прозиум, ты знал?
Откуда-то из-за стеллажей появился высокий растрёпанный мужчина в ярко-красной рубашке. «Тайный ход», – щелкнуло в мозгу Бервальда. И следом – «Устранить», – и это явно относилось не к ходу.
Клерик быстрым отработанным движением выхватил пистолет и нацелил его на мужчину, который шёл вразвалочку, сунув руки в карманы. Он и его книги жёстко контрастировали с гладкостью и стерильностью лаборатории, его красная рубашка – с тёмным, застёгнутым под самое горло костюмом Оксеншерны, а его горящие весельем глаза – с холодным, сосредоточенным и равнодушным взглядом клерика.
– Не стреляешь, – хмыкнул мужчина. – Может, тебе любопытно? Хочется ещё что-то узнать? – он остановился ровно напротив Бервальда и протянул ему руку, широко усмехаясь. Дуло пистолета упиралось ему в лоб. – Хенрик Хансен. А ты-то чёрта с два представишься.
Оксеншерна моргнул и взвёл курок. Отстранённость. Абстрагированность. Никаких эмоций. «Через пять минут принять прозиум», – как будто на мониторе высветилось в мозгу напоминание самому себе. Бервальд вообще предпочитал общаться именно так – краткими сообщениями. И в основном с самим собой.
– Может, ты хочешь узнать, что такое быть человеком? – мужчина хохотнул и, схватившись за запястье Оксеншерны, резко вывернул его, заламывая руку за спину клерика. Прозвучал выстрел, но слишком поздно – пуля попала в какую-то книгу. Послышался хруст ломающейся кости. Бервальд невольно согнулся и широко открыл глаза, стиснул зубы. Ему не было страшно. Ему было просто больно.
– Я лучше тебя знаю, когда нужно принимать прозиум, – хмыкнул Хенрик. Он прижимал клерика грудью к столу, сжимая пальцы на его руках, свободной же рукой он вытащил ремень из собственных штанов и стянул им запястья Оксеншерны, сжав его шею сзади, чтобы не дёргался. В пустом тихом зале громко звенела пряжка. – Знаю и не дам тебе этого сделать.
В животе Бервальда собирался тугой ком – незнакомое чувство. Или тугой ком незнакомых чувств? Он никогда не пропускал время приёма, никогда.
– Человек – то же животное, простое и дикое, если отбросить всё, что наросло за время существования цивилизации. У животных есть инстинкты, чувства. Даже у тебя, хотя, глядя на твою унылую протокольную рожу, даже я сомневаюсь, – Хансен рассмеялся, но смех был не слышен из-за ещё одного выстрела.
Оксеншерна сильно дёрнулся – сильнее, чем когда пытался вырваться – и вскрикнул. На стол полилась кровь клерика, одна его рука безвольно повисла. Хенрик прострелил правое плечо.
– Есть такое чувство – страх. Благодаря страху человек может стараться избежать боли, даже смерти. Тебе ведь всегда было плевать на смерть? – Бервальд шумно, тяжело дышал, сильно зажмурившись, стараясь не обращать внимания на боль в плече, сломанной руке и запястьях. Ему не было страшно, и он не избегал боли. Он старался не обращать внимания. Зато у него был приказ.
– Здесь есть другие, – хрипло произнёс он, намекая, что Хенрику всё равно не уйти от клериков.
– О, да, я в курсе! Эй, ребята! – Хансен задрал голову и помахал пистолетом девяти клерикам, переговаривающимся за прозрачной перегородкой. Кто-то из них несколько раз выстрелил в неё, но только отрицательно покачал головой, посмотрев на остальных.
– Ты же хочешь узнать, что значит быть человеком. Я последние лет десять только тем и занимаюсь, что объясняю, каково это, каково чувствовать и жить по-настоящему. По-разному, конечно, объясняю, но такие как ты ведь не понимают по-хорошему, – звякнула ещё одна пряжка, и с Оксеншерны были спущены штаны вместе с бельём. Хенрик склонился к его уху. – Тебе больно, клерик. Я хочу, чтобы ты боялся. Ненавидь меня.
В глазах Оксеншерны потемнело. Кажется, он кричал, очень громко, судя по саднящей глотке, но сам этого не слышал. Хансен запустил два пальца в рану в его плече.
Бервальд на секунду обмяк, когда пронизывающая боль уступила место уже более-менее привычной. Лицо его покрылось испариной, он мало что видел – очки запотели. Он едва различал пятна стеллажей у стен и маячащие наверху темные фигуры клериков. Тугой комок в животе разросся и теперь стал комом в горле.
Оксеншерна невольно снова задёргался, когда сильные пальцы, измазанные в крови, коснулись сфинктера. Хенрик снова засмеялся, грубо протолкнув в зад Бервальда один и сразу за ним второй палец.
– Теперь ты боишься. Ненавидь меня, клерик, всем тем, что там у тебя вместо души.
Бервальду было больно и… может быть, этот дьявол в красной рубашке был прав – ему было страшно.
Ладонь Хансена мелькнула рядом с лицом Оксеншерны – он собрал его кровь со стола.
Сипло хохотнув, Хенрик вдавил красную от чужой крови головку в зад Бервальда. Теперь его жгло так, будто клерик сидел на огнемёте, хотя, судя по скорости, с которой Хенрик вбивался в него, скользить по крови было довольно легко.
Оксеншерна попытался крикнуть, подняв глаза на смотровую комнату. Он слышал, как кто-то выбивает дверь, стреляет по электронному замку.
Ему было страшно. Почти не больно уже – он чувствовал, что через пару минут упадёт в обморок.
«Вышибите уже эту чертову дверь!» – пульсировало в мозгу с секунду, а потом фраза исчезла. «Вы всё равно не поймёте», – последние силы клерика ушли на то, чтобы удивиться этой мысли.

Судя по всему, Оксеншерна пришёл в себя довольно быстро. Он лежал на полу – больше никто не удерживал его у стола. Бервальд застонал, пытаясь подняться.
– Лежи уж, – Хансен застегнул штаны и присел рядом с клериком. – Я смоюсь и открою дверь, пусть забирают тебя, – он кивнул на людей за прозрачной перегородкой. – Ненавидь меня до конца жизни, клерик, – Хенрик улыбался, и, кажется, улыбка была ласковой и радостной. Бервальда замутило.
Он наблюдал за удаляющимися ногами Хенрика и думал, что ему снова страшно. Все они – за стеклом, за дверью – все они не смогут понять, как бывает страшно.
Внутри стало пусто, будто Хенрик выжег всё, как будут выжжены его книги.
Все они не смогут понять, почему Оксеншерна не притронется больше к прозиуму.

@темы: чсв