Что нужно делать, когда не отпускают двадцатые? Наслаждаться.
Я хотел писать сегодня совсем другое, но, кажется, для этого мне нужно ещё раз сходить на "Игру в имитацию". Или ещё двадцать раз.
Но вообще я не о том. Вот это я хочу посвятить одному очень хорошему своему другу. Надеюсь, у него всё будет хорошо.
Детройт, конец двадцатых, вечная моя тема с мафией, полицией, федералами и прочими прелестями.
«Счастливчик Тони»
– А это Счастливчик Тони, – Эдди открыл дверь палаты и сунул туда голову, прежде чем войти. Он всегда так делал, и я не удивлюсь, если даже дома он так заглядывал, хотя всему отделению было известно, что жена от Эдди ушла ещё два года назад.
– Что это с ним? – парень на больничной койке был весь в бинтах, лежал неподвижно, зато мне отчётливо был виден тёмно-карий глаз. Глазом парень злобно косил на нас.
877 слов
Я достал блокнот и приготовился записывать. Эдди заметил это и махнул рукой, мол, ладно тебе. Блокнот я не опустил из упрямства.
– Его перемолотило в каком-то станке на заводе Форда.
– Эдди, мать твою, сними свою pasta italiana с моих ушей, – я округлил глаза. Эдди сразу пошёл пятнами. Он был удивительным итальянцем, который не любил напоминания о том, что он итальянец. Не знаю уж: то ли он не любил это, потому что работал в полиции и боролся с мафией, или это он работал в полиции, потому что не любил этого.
– Иди ты нахер, Билл, fratello, – Эдди так скривился, когда это произносил, что я даже смог оторвать взгляд от этого тёмнеющего из бинтовых повязок глаза.
– Какой к чёртовой матери завод Форда? Он в нескольких милях от Детройта, а особняк дона – это охерительная махина недалеко от центра. Оттуда никто и выползти не успел, когда наши ребята их накрыли.
– Ты там был? – ощетинился Эдди. Я пожал плечами и отвернулся к больничной койке, чтобы не было заметно, что я завидую. Не то чтобы я завидовал сильно, мне не хотелось получить пулю в плечо, как Эдди, или в голову, как Джим и Бенджи, например. Или как Пит – Пит получил пулю в задницу. Это обиднее всего: вроде и ранение, а перед девчонками не щегольнёшь. Но вы же знаете, как это бывает: адреналин и приключения. Да мне чуть за двадцать, чёрт возьми, конечно, я завидовал. Слегка.
– Ну вообще-то Тони взяли сразу, – сдался Эдди. Я громко хмыкнул, а он фыркнул в ответ. – Тони прострелил себе большой палец на ноге, когда вырывался. Взяли мало кого, сам знаешь, так что Тони повезли допрашивать. Забинтовали ногу кое-как. Потом нам допрашивать не дали, велели ждать федералов, – Эдди шумно хлюпнул – он пил лимонад через трубочку. Я скривился от звука, и мне показалось, что и Тони тоже. – Ждали чёртову тучу времени, ненавижу, это. Знаешь, федералы опаздывают специально. Мол, мы тут подождём господ агентов, – Эдди фыркнул снова. Примерно такого же мнения у нас придерживались все, федералов никто не любил. Высокомерные придурки. – В общем, там что-то случилось с газовым баллоном, и Тони рванул помогать. Он странный парень, морда такая – одновременно щенячья и бандитская. Он был у дона за что-то вроде пыток ответственным. Не совсем, правда – долги выбивал или что-то вроде того. Всё говорил, как это плохо и как ему не нравилось, а что поделать, долг и честь. В общем, его и пустили помочь с баллоном. А он себе всю левую кисть обжёг, чуть не до мяса. Понятия не имею, как так пыхнуло, – Эдди хлюпал своим лимонадом, Тони продолжал косить на меня, а я забывал записывать. Ну и ладно. Может, Эдди был прав – чёрт с ним.
– Руку перебинтовали, а он всё сидел и рассказывал, как в третий раз делал девчонке предложение. В третий, Билл, она ему три раза отказала, – я даже покачал головой. Глаз у Тони погрустнел. – Заговорил зубы, в общем, специально или нет, не знаю, а потом сиганул вон. Хромал страшно, не понимаю, как его ещё в коридоре не повалили. А стрелять не стали – последний свидетель, мы так думали, знаешь. Тони вскочил в один из наших Фордов и рванул за город, – Эдди допил лимонад и потянулся за сигаретами во внутренний карман пиджака. Пустую стеклянную бутылку с трубочкой он устроил на тумбочке Тони. – Я б тоже так сделал, какого бы хера он теперь делал в Детройте? Даже не женился бы. В общем, его догнали у завода этого самого Форда, представляешь? А он возьми и сунься туда. Думал, может, среди станков скрыться и переждать, я без понятия. Притаился там. Его искали минут десять, не больше – у него на простреленной ноге бинт развязался и стелился по полу дорожкой.
Эдди прервался, раскуривая сигарету, а я стал мять в руках блокнот. Мне казалось, что Тони вообще не моргал. Или, может, он моргал синхронно со мной.
– В общем, его стали крутить, он – вырываться, понятное дело. Кто-то задел один рычаг, кто-то второй, у него ноги заплелись – и Тони рухнул на станок. А потом – ты сам видишь, что. Его теперь ни в тюрьму, ни на допрос не отправишь. Федералы аж слюной брызгали, когда притащили наконец в Детройт свои задницы и увидели это.
Я открыл окно – Эдди слишком густо надымил своей самокруткой. Уж не знаю, что за дерьмо он курил, но дыма было как в барах на набережной.
Я всё-таки записал кое-что в блокнот, что успел – у меня сломался карандаш и проехался по бумаге, оставив уродливую царапину. Впервые у меня так ломался карандаш, я очень аккуратно обращался с ними. Я недоумённо моргнул и посмотрел на Тони. Он – наконец-то – моргнул тоже.
– Счастливчик Тони, – пробормотал я, глядя на имя вверху страницы своего блокнота.
Счастливчик Тони умер через пару дней. Только не от того фордовского станка, а от рака. Оказалось, что он уже несколько месяцев кашлял кровью.
Ещё через день или два я пролил на блокнот кофе – кто-то из участка оставил полную кружку холодной сладкой мерзости прямо на моих папках. Блокнот был открыт на поцарапанной странице. Буквы в «Тони» совсем размылись, и у меня остался только «Счастливчик».