[fliss]

Анклавы, конечно, никто не читал, но я всё равно запишу, пока не забыл и запал есть.
И вообще, Панову можно плодить мерисью пачками, а мне? х)
Кроссовер с хс, вестимо + АУ к четвёртой книге "Продавцы невозможного".

Соллукс Каптор начинал как ломщик. Очень, очень талантливый ломщик. Он мог бы стать тринадцатым великим, встать рядом с Чайкой и прочими, а может, даже выше, если бы был только ломщиком.
Но Соллукса Каптора звала Традиция. Та самая, та древняя, и Каптор с детства знал настоящее Слово и чувствовал силу, и как мог скрывал руны на руках. А сила чувствовала его, знала, что он может, что он должен, что он тот, который нужен. Но Соллуксу было плевать на это, Традиция принимала его, а он её отторгал. Соллуксу было страшно. Он боялся её и боялся себя, потому что тоже знал, что может. Со временем страх ушёл, но Каптор так и не принял силу, хотя и научился с ней работать. Можно было бы сказать "пользоваться", но такими силами не пользуются, с ними сотрудничают, к ним поступают под покровительство - как к духам Лоа, как к китайским богам. Соллукс не желал себе покровителей, а покровители желали себе Соллукса, и Каптор не мог не идти на компромиссы, его в них фактически впихивали.
Соллукс, можно сказать, стал прятаться от этого в сети, крайне внимательно читал Поэтессу, но так и не проникся "Числами праведности". Цифрой. Даже когда вставлял поплавок в свою балалайку - гораздо раньше, чем появилась троица Сорок Два, конечно. Может быть, раньше, чем все великие ломщики. Соллукс был мальчишкой, который бежал всю свою жизнь, бежал туда, где он что-то мог, где он что-то значил без Традиции.
Знакомые ломщики и машинисты считали его очень правильным нейкистом, но нейкистом он никогда не был. Не приняв древнюю Традицию, Цифру он тоже не принял - слишком из плоти и крови ощущал себя. Но в отличие от силы Цифра слушалась его, перетекала из мысли в мысль и под пальцами, меняя цвет и форму, как хотел он, не требовала компромиссов, только давала материал, с которым можно было работать. Это он был покровителем Цифры, а не наоборот.
Каптор не работал ни с чем серьёзным. Он сам себе создавал цифровые полигоны и проходил их, сам писал программы и сам ломал их, нанимаясь к кому-то только за тем, чтобы было на что жить. Он не знал никого, кто поставил бы ему задачу лучше, чем он сам.
И попался он совершенно случайно. Безы вломились как раз когда он вынимал поплавок из балалайки. По ошибке ворвались или "на всякий случай" - тогда на Болоте, где отсиживался Каптор, СБА проводила небольшую показательную зачистку, отлавливала торговцев синдином, как водится.
Пожалуй, к тому времени Соллукс уже свыкся с Традицией, с Цифрой, и ему стало почти всё равно.
Поэтому когда Кауфман, которому Соллукс безразлично продемонстрировал руны на руках и показал программы, которые писал, чтобы потом сломать, предложил ему выбор: тюрьма или работа на строящейся Станции, Каптор даже всерьёз задумался. Но ему всё ещё было интересно работать в сети. Талант - это не только умение, предрасположенность. Это часть личности, и Соллукс решил не лишаться работы с Цифрой.
И Каптор работал. Ел и спал, и работал.
В его распоряжении был синдин в любых нужных количествах, но Соллукс отказался. Никогда его не любил, с ним сеть становилась какой-то приторно-сладкой, странной, как испортившийся мёд.
Но отказаться от попыток подобраться к пределам своей мощи, к пределу возможностей, раствориться в сети и невероятно разогнаться он не мог. И, раз уж ему было всё равно, он решился - и вставил в балалайку поплавок. Просто так. Не уколовшись синдином.
Всё было почти так же, как с ним. Почти точно так же, но неуловимо изменилось. Сеть стала чистой, прозрачной, и Соллукс чётко осознавал себя собой, а не частичкой Цифры, не был частью и не был под, чувствовал и не чувствовал себя потоком одновременно - не было того растворения, которое так нравилось последователям Сорок Два.
А в сеть вплетались руны.
Соллукс Каптор стал тем, кто соединил в себе Цифру и Традицию, и это вовсе не был нейкизм (хотя Сорок Два яростно отрицал, что нейкизм - религия).
А когда он запустил на всех компьютерах, коммуникаторах, балалайках Станции Игру, которую создал, даже Кауфман и Грязнов не знали, что с ним делать теперь. И уж тем более, что делать с Игрой.
Игрой, построенной на Цифре, но автономной, Игрой, построенной на Традиции, но запущенной через сеть.
Игрой, которая начисто стёрла и без того довольно зыбкую границу между реальностью и виртуальностью, и - между ними и невероятной мистикой Традиций.
В сети Игру назвали звуком, который, как какому-то анониму показалось, похож на тот, что издаёт человек, захлёбываясь своей кровью.
Но настоящий хаос начался, когда её модернизировали в Мутабор и лично Её Снисходительность занялась ещё большим сплавлением реальности, виртуальности и мистики. Работала как работают храмовники - над собой в основном, - и привлекла для этого одного машиниста, который тоже был бы больше, чем великим, если бы "привлечение" не означало, что он с самой юности заточён в Мутабор и представляет собой невероятный живой персональный компьютер Снисходительности.
Но это уже совсем другая история х)